Раввины против государственного гиюра

 А.Г. приехала из Украины пять лет назад, служила в ЦАХАЛе инструктором в пехотных частях. В армии она поняла, что ее место — в Израиле, и решила пройти гиюр. «Я еще в школе об этом задумывалась, но о гиюре почти ничего не знала, а если что-то и рассказывали, то только плохое. Мне говорили, что на это уйдет три года, что меня будут постоянно терроризировать, проверять содержимое холодильника»,— рассказывает она. О том, что гиюр можно пройти в ЦАХАЛе, она узнала от солдата-репатрианта, который сам прошел такой курс. «В конце концов оказалось, что курс по подготовке к принятию иудаизма — дело хорошее,— добавляет А.Г.,— я уверена, что всякий нееврей — солдат ЦАХАЛа — с удовольствием прошел бы его, если бы знал о такой возможности».

Сейчас в ЦАХАЛе служат около 5 тысяч репатриантов-неевреев. Выясняется, что история А.Г.— вовсе не единичный случай. Тенденция такова: около 12% служащих в армии репатриантов-неевреев ежегодно проходят гиюр; по оценкам ЦАХАЛа, это число растет и со временем достигнет 20%. Для сравнения скажем, что «на гражданке» иудаизм ежегодно принимают менее одного процента репатриантов-неевреев. Как в самой армии объясняют секрет успеха? Прежде всего, доброжелательным отношением к кандидату. Кроме того, никто не требует, чтобы члены семьи меняли образ жизни и соблюдали заповеди, как это принято в государственной системе прохождения гиюра.

У истоков проекта армейского гиюра стоял начальник кадрового управления Генштаба генерал Элазар Штерн. Штерн вспоминает, что эта идея зародилась у него в 2002 году после разговора с девушкой — офицером службы образования — на одной из крупных военных баз, где новобранцы проходят курс молодого бойца. «Она рассказала мне, что заказала 600 экземпляров Нового Завета, потому что солдаты-неевреи хотели присягать именно на этой книге».

Создать в армии институт, который занимался бы вопросами гиюра, Штерна подтолкнули как личные, так и национальные мотивы. «Если какие-то солдаты хотят стать евреями, то я по роду своей службы должен лично позаботиться, чтобы таковая возможность им была предоставлена. Гиюр — проблема также общенациональная, и армия может и должна способствовать ее решению».

В первый год, когда программу только начинали, в Генеральном штабе к ней отнеслись с прохладцей. "В Генштабе считали, что я слишком увожу армию от ее основных задач ",— рассказывает Штерн. По его словам, отношение к программе изменилось после того, как генералы побывали на курсе и были «тронуты увиденным до слез». Главный раввин ЦАХАЛа поначалу тоже относился к программе с недоверием, однако и он переменил свое мнение, когда было достигнуто соглашение о том, что солдаты, проходящие гиюр, предстанут перед судьями, которых армия пригласит специально для этой цели из государственных раввинских судов.

Сейчас армейская программа гиюра начинается еще до призыва: ЦАХАЛ обращается к будущим солдатам (неевреям) и сообщает им о том, что можно во время службы пройти курсы изучения иудаизма и подготовки к гиюру. Собственно процесс начинается с курса «Натив» по изучению иудаизма и истории сионизма. Этот курс, который проводит Институт изучения иудаизма, рассчитан на семь недель; заметим, что около 20% слушателей составляют репатрианты-евреи. По окончании курса солдатам предлагают продолжить интенсивные занятия на двух семинарах по две недели каждый. Затем они предстают перед военным раввинским судом по делам гиюра. Весь процесс занимает около полугода (включая месячные перерывы между ступенями), что вдвое короче самой непродолжительной программы гражданского гиюра.

В ЦАХАЛе говорят, что главное различие между гиюром в армии и «на гражданке» — в отношении к тем, кто хочет принять иудаизм. Желающие пройти гиюр вне армии должны отправить детей в религиозные школы и приводить на занятия супругов, даже если они неевреи. Человек, проходящий подготовку к гиюру и живущий с родителями, не имеет права питаться вместе с ними, поскольку в семье не соблюдают законов кашрута. «Нигде не написано, что гиюр распространяется на супругов тех, кто переходит в иудаизм,— подчеркивает полковник Штерн.— А у нас гиюр предельно доброжелательный, ведь мы считаем, что самый серьезный экзамен солдаты уже сдали: они пошли служить в армию и готовы рисковать жизнью во имя еврейского народа».

Галила Якобс, координатор семинара по гиюру солдат при Институте изучения иудаизма, говорит, что особое внимание уделено в программе активным элементам обучения, в том числе экскурсиям по местам, связанным с еврейской историей и иудаизмом (например, поездкам на Масаду и в музей Яд ва-Шем). По ее мнению, следует помнить, что многие солдаты записываются на курс, рассчитывая приятно провести время. «Половина солдат, которые поступают на курс, вообще не пришли бы к нам, если бы занятия были неинтересными. Инструкторы на курсе — солдаты, и это тоже располагает к доверию: слушатели видят, что пройти гиюр — еще не значит становиться ортодоксом».

Раввин Моше Кляйн — заместитель начальника Управления по делам гиюра при канцелярии главы правительства — утверждает, что причина успеха гиюра в армии — вовсе не в процедурных различиях. «Начнем с того, что мы полноправные участники программы армейского гиюра и нас радует ее успех; главная его причина, однако, состоит в том, что в армии есть для гиюра объективные условия: синагога и кашерная кухня в пределах досягаемости, система, которая поддерживает солдата и поощряет занятия за счет армейской службы. В то же время гражданский гиюр более продолжительный, и это позволяет изучающим иудаизм глубже вникнуть в материал».

Раввин Кляйн подчеркивает, что Управление по делам гиюра пыталось было поддержать программы прохождения гиюра на рабочем месте по аналогии с армейской моделью, однако встретило сопротивление со стороны потенциальных кандидатов на гиюр. «Проблема вот какая: люди опасаются, как бы коллеги не узнали, что они неевреи»,— говорит он.